У этих размышлений есть несколько оснований:
● Конфликтность российского общества обязывает мало того что учитывать разные интересы, но управлять их взаимодействием при желании какого-либо конструктивного исхода
● Наблюдения за деятельностью архнадзора, органов охраны памятников в Москве, взаимность и внутренняя противоречивость которых носят иногда деструктивный для процесса характер.
● Смутное представление о международной практике в виде фрагментарного знакомства с руководствами English Heritage (организация по охране наследия в Англии), диссертацией К.Густавсона об опыте Halland model, работами по экономике сохранения наследия различных авторов.
● Непродолжительное ознакомление с теорией, практикой и практиками, законодательством об охране памятников в советском союзе и современной России.
В этом эссе я рассмотрю сценарии сохранения, процесс работы и несколько схем финансирования проектов.
Эссе опубликовано в журнале Современная архитектура etc, который вышел в июне этого года. Оно завершает серию статей по сохранению наследия, запланированных мною по результатам исследования в институте Стрелка 2010-2011 года (studio Preservation Next). Настоящее эссе было подготовлено в рамках предпроектной работы для цикла Хранители 2012 года, который институт Стрелка проводил совместно с Мосгорнаследия. Отдельные тезисы основаны на диссертационном исследовании “Градостроительное проектирование в условиях конфликта” (2006-н.в.)
Сценарии
Принято считать, что с памятниками у нас много проблем. На самом деле, такое простое игнорирование работы с историческими зданиями (а, на минуточку, таковыми потенциально являются все постройки 25-ти или 40-летней давности в зависимости от системы координат) приводит к чрезвычайному сужению палитры работы в какой-либо существующей застройке: к ожиданию выкупа собственности, тотального сноса и при необходимости — воссоздания предмета охраны объекта культурного наследия. Вся эта экономика (разборка, воссоздание, переплата за обслуживание финансов) переходит с накладными расходами на переселение жильцов и прибылью всех звеньев девелоперской цепочки в стоимость квадратного метра.
Вообще-то новострой — победа нового над историческим — лишь четверть от горизонта, а учитывая законодательство — это сектор на севере, где никогда не восходит солнце, да и не светит. Такая вечная ночь и полутень. Остальные три четверти — это полная победа истории (то, что видят излишне зашоренные хранители, к коим, к счастью уже не относится даже Архнадзор), равносильное соперничество современного и исторического и компромиссное сохранение с включением новых элементов.
Перед тем, как я перейду к разбору этих равновероятных исходов борьбы, рассмотрим саму ситуацию в которой она возникает.
В ней есть существующая часть города (по масштабу — вплоть до отдельного здания), которая с точки зрения экспертов обладает исторической ценностью. С ней связана группа горожан, для которой эта ценность и здание как свидетельство определяют “идентичность”. В этой ситуации есть и ресурсы, которые тратятся на сохранение. Поиск этих ресурсов обычно приводит в ад или к меценату — в зависимости от везения. В то же время уже есть опыты, которые указывают на направление для рытья спасительного хода их этих катакомб экономики культурного наследия.
Включим элементы противодействующей стороны. Это Его Величество Изменения, в каком угодно выражении — Ветер Перемен, Новая метла или просто Время. С ними приходит “новая функция” и “другие интересы”. Боюсь, что именно изменение назначения здания, его формы собственности влекут за собой трансформацию пространства и всплеск девелоперской активности, за которой кроется экономический интерес, что их диктует — тренд или местоположение? Размещение мединститута в бывшем магазине, я считаю, убило центр Омска (для Новосибирска тоже справедливо — в отношении “Архитектурной академии”, “Мэрии”, “Музея” и других).
Сохранение наследия это в какой-то мере противостояние истории и разрушительным действиям самого человека (любопытно, что история сохранения наследия — это либо подъем национализма, либо отрезвление после войн).
Обратимся к тактикам сохранения.
Наименование |
Что происходит с историческим |
Что в современности |
Результат |
|
1 |
Сохранение |
Реставрация здания, восстановление социальной программы |
Поддержка реставрации, обеспечение исторической функции, отказ от современного использования |
Музей актуальной или не актуальной культуры с подлинными стенами, экспонатами, если повезет — и действующими лицами. Этого боятся все девелоперы. Пример: исторические дворцы |
2 |
Новое строительство |
Физическая потеря памятника |
Воссоздание исторического облика в современных материалах и новая функция |
Новодел, которого боятся все профессиональные хранители, отторгающий пользователей своей искусственностью и не имеющий исторической ценности, а следовательно всех бонусов дома с историей. Пример: воссозданные церкви, новые этнодеревни. |
3 |
Соперничество |
Сохранение подлинного пространства и элементов программы |
Развитие программы в историческом объекте, создание нового здания на почтительном расстоянии от старого. |
Два в одном, тянитолкай, который привлекает ценителей прошлого и удовлеворяет воле инвестора по утрасовременной функции и облику. Характерный пример: Лофты |
4 |
Регулирование взаимодействия |
Сохранение подлинных пространств и уникальных элементов |
Фрагментарная реализация новой программы, адаптирумой к историческому объекту |
Уникальные объекты, сочетающие современную функцию, предысторию и историческое пространство. Примеры: кинотеатр Победа в Новосибирске, ресторан Ля Мезон. |
Девелоперу — девелоперово
То, что пора просто действовать в рамках закона — пустые слова со времен сидельца Фунта. Другое дело, что сохраняя хотя бы (на крайняк) фрагментарно историческое здание, девелоппер обречен на получение уникального и неповторимого архитектурного решения (качество, правда зависит исключительно от проекта, и совершенно не зависит от финансирования или желаний клиента — петербургские мегапроекты Эрмитажа или Синода тому примеры). Кроме того, его новое здание “совершенно бесплатно” (на самом деле — за стоимость реставрации) получает историю или миф о том, что в нем раньше происходило, с соответствующими времени происшествия материальными свидетельствами — кирпичами, кандалами и следами пуль на стенах. Казалось бы почему ни у кого нет возможности полежать в палате Ф.М.Достоевского, разве что у солдат, которые посещают сохранившийся деревянный госпиталь в Омске. В его конкуренции с госпиталем ветеранов войн, правда, эта история не нужна. Но в борьбе против сноса она имеет небольшое значение (госпиталь хотят занять под автостоянку… впрочем конструктивистский клуб Металлист по одному из проектов ожидает та же участь, тенденция).
Хранителю — хранителево.
Сегодня (на момент написания текста) в facebook Денис Ромодин (краевед, зачинатель проекта соварх) сокрушается, что жители выступают за снос (по новейшим данным — и против тоже) очередного исторического здания (общежитие ЦКБ). Он будит по ночам, пикетирует, дискутирует, останавливает бульдозер, разбирается с документами. Дом уже снесли, люди без плохого, но жилья.
Или вот дом врача Шерешевского в Омске — дерево, в стиле модерн, наполовину разобран в порыве попытки реставрации. Брошен. Благо там никто не жил последнее время. Но что делать с жилыми деревянными зданиями? Ставить на охрану и подписывать владельцам смертный приговор (строгость закона о наследии не может не радовать). Жить в Ветхом сложно. Жителю — жителево, архитектору — архитекторово.
Стратегия: процесс
Работа с объектом наследия начинается с фиксации его различной ценности. Это ряд исследований — история, раскрытие и фиксация памятника, простроение массива информации, который объясняет уникальность этого здания (части города).
Следующий шаг — предупреждение неизбежного конфликта девелопера (даже невидимого и несуществующего) с хранителями и жителями: встреча с местным сообществом и старт переговоров. Среди них окажутся и старожилы, и предприниматели. 3% максимум (по мнению В.Л.Глазычева) присоединятся к авантюре по проектированию будущего этого объекта наследия.
Если на встречу пригласить экспертов: специалиста по всяческой недвижимости, представителя управляющей компании, местного бизнесмена, архитектора, экономиста, маркетолога, реставратора — есть шанс получить и профессиональное суждение о перспективах здания.
Сформулируйте концепцию развития — социальную программу, схему пространственных изменений, которые соразмерны с ограничениями, продиктованных ценностью здания — например ряд жилых домов в Омске не может потерять советскую символику: в сочетании с деревянной архитектурой она делает их единственными в своем роде (хоть и в районном или городском масштабе), потому девелопер уже во второй раз проводит конкурс на архитектурное решение для соседнего с ними участка.
Представив социально-пространственную концепцию на публичных слушаниях получите отрицательные и положительные отклики. Деньги на проектирование еще не потрачены, так что бояться нечего.
После доработки концепции можно приступить к реализации замысла в проектном решении — в доступных методах реставрации и строительства, коммуникаций и маркетинга, социального проектирования. Необходимость представления общественности проекта также доказана горьким опытом девелоперов и инвесторов (например недавно был приостановлен проект WWF, в результате переделок измененный до неузнаваемости, он предполагал экологическую реконструкцию исторического объекта по сценарию регулирования взаимодействия старого и нового). Тогда проект заслужит моральное право на воплощение и шанс не встретить градозащитников перед строительной техникой.
У реставрационных проектов есть особенность — как и всякий архитектурный проект его должно воплощать с привлечением профессиональных строителей, но дополнительно имеющих опыт работы в исторических зданиях и с особыми материалами, владеющих традиционными техниками (работа с белым камнем, альфрейные работы).
Финансирование
Работа с выявленным объектом культурного наследия раньше позволяла привлечь бюджетное финансирование разного уровня. Сейчас ценен опыт фонда “Иркутская слобода” (Ю.Перелыгин, М.Меерович, Е.Григорьева), который для реализации экспериментального проекта квартала 130 в Иркутске получал средства от группы инвесторов, по программе переселения из ветхого и аварийного жилья, финансирование на инфраструктуру и из других источников. В совокупности это позволило развернуть масштабную реставрацию и реконструкцию квартала деревянной застройки. Halland model, реализованная в Швеции и опробованная в Польше привлекла в качестве инвестора для реставрации исторической застройки Биржу труда (крупнейший потенциальный инвестор в регионе). В обоих проектах конечными пользователями стали крупные корпорации, что обеспечило компенсацию части затрат.
Другим механизмом стало привлечение специально подготовленных, но не профессиональных строителей на некоторые реставрационные работы, что позволило и создать новые рабочие места, сформировать бригады, обучить людей — и в тоже время произвести собственно реставрацию и несколько уменьшить финансовую нагрузку на проект.
Формирование пула инвесторов в рамках финансирования фонда или управляющей компании реализуется в виде партнерства (conservation area partnership) или по модели bid (busyness improvement district). Обе схемы опробованы в Великобритании, где по первой велось частичное финансирование из бюджета (при наличии существенной части средств в рамках самого партнерства), по второй — управление развитием района, в том числе исторических, через взаимодействие представителей бизнеса, власти, жителей, управляющей компании, на ней размещенных, которые решают сколько, на что тратить и как изменять среду.
Фандрайзинг для проектов сохранения не сводится к поиску грантов и меценатов. Устраиваются различные события (праздники, фестивали, марафоны), подчеркивающие и значимость проекта и историческую ценность здания. В этом плане интересна как раз работа фонда дикой природы, различные финансовые инструменты предлагает американский national trust (например — вложения в своеобразный пенсионный фонд с ежегодным возвратом части вклада и возможностью направить все оставшиеся средства после смерти на реставрацию наследия).
Единственная “трудность” сохранения наследия в том, что оно не приносит денег владельцу. Но по утверждению экспертов — все что вокруг получает дополнительные прибыли (об этом можно прочесть в материалах по гедонистической оценке культурного наследия) — рестораны, гостиницы и другие элементы туристической инфраструктуры это элементарный, но показательный пример.
Реализация этой или любой другой стратегии сохранения, учитывающей взаимодействие старого и нового, предупреждение стычек между врагами, создание фонда для финансирования — дает шанс, что в города возвратятся подлинные исторические пространства, в которые по закону о наследии должен быть обеспечен свободный доступ граждан, пусть и по согласованному с органами охраны режиму регулярных воспоминаний.