Конфликтологический подход к градостроительному проектированию: метод и процесс. Части 1-3.
Чтобы “закрыть” тему по градостроительным конфликтам, решил выложить несколько объемных постов, которые могли бы стать научными публикациями, но таковыми не будут, так как тратить ресурсы на этот процесс считаю бессмысленным. Возможно эти тексты понадобятся каким-то настоящим ученым и исследователям. Для меня важно, что за последние лет 10 оформился довольно стройный подход к проектированию, который удалось отработать в отдельных и комплексных процессах, и в этих постах – попытка его изложения. Этот текст написан в конце 2016 года, поэтому история с набережными в него не попала, она стала темой другой “статьи”.
Аннотация:
Исследование обобщает авторские гипотезы о конфликтологическом подходе к градостроительному проектированию. Что актуализирует применение новых методов? Как он изменяется по сравнению с функциональным планированием? Как выстраивается метод и какие инструменты используются? Основные задачи — сформулировать понятие градостроительного конфликта, описать стратегии его развития, динамическую структуру, выделить стадии и содержание процесса градостроительного проектирования в условиях конфликта.
Исследование основано на анализе литературы по теории конфликта, теории градостроительства, практических проектов (5 кейсов на материале Омска), в которых были апробированы отдельные инструменты и фрагментарно — подход к проектированию (в том числе вовлечение стейкхолдеров, анализ территорий, формирование архитектурных решений и программ). Проектный опыт в сочетании с теорией позволяют сформировать целостную модель первого этапа градостроительного процесса — от предпроектного исследования до эскизного проекта, представленного публично, как основа разрешения конфликта.
Введение
Проблема конфликтологического подхода к градостроительному проектированию обнаруживается при анализе нескольких групп исследований. Первая — базовые труды, очерчивающие вопросы теории конфликта и его конструктивных свойств ([Козер, 2000], [Гришина, 2008], [Анцупов, Баклановский, 2009], которые учитывают пространство как место и среду конфликта), социально-пространственное взаимодействие ([Бурдье, 1993] — взаимовлияние социальных структур и физического пространства), города как места конфликтов ([Линч, 1986], [Джейкобс, 2011]), поведение планировщика в конфликтной ситуации ([Sanoff, 2010] акцентирующих коммуникативные, переговорные практики), методы разрешения средовых споров, теория градостроительства ([Авдотьин, Лежава, Смоляр, 1989], [Крашенинников, 1988], которые последовательно переходят от фиксации наличия противоречий, противопоставленных планомерному проектированию, к необходимости их разрешения в процессе проектирования). Эти работы выполнены и опубликованы в 1950-1990е годы и ранее — до коллапса Советского союза и фиксируют наличие городских противоречий, которые следует конструктивно разрешать, избегать. Также работах Форрестера и Хадсона появляется выделение роли планировщика как посредника [Forester, 1987] и различение школ градостроительного проектирования исходя из отношения к общественному интересу – от планово-прогнозного проектирования (частный интерес проигнорирован) до адвокативного подхода (частный интерес имеет решающее значение) [Hudson, 1979].
Изменение макросоциологической модели (переход от бесконфликтной модели к модели общества социальных изменений) сделало конфликт легитимным и практически неизбежным элементом городского развития, а следовательно — проектирования городского пространства. Актуализация градостроительной конфликтологии происходит после 1991 года — с появлением столкновений собственников и иных стейкхолдеров, ростом градозащитного движения (в позднесоветской практике появились проекты реконструкции территорий, отразившие эту тенденцию), экозащитников, городского активизма и потенциальным перерастанием напряженности на стройплощадке или по поводу новых проектов в массовые протесты, становится понятно, что качество и содержание градостроительных и архитектурных решений в некоторой степени определяют возможность возникновения и исход конфликтов.
Поле изучения конфликтов включает исследования: роли конфликтологов и методов гуманитарных исследований в градостроительном проектировании, при реализации проектов ([Постоленко, Чернова, 2007], [Дридзе, Цой, Акимкин, 2001], [Дридзе, 1998]); развития протестов и поведения стейкхолдеров в условиях градостроительных конфликтов ([Тыканова, 2013]); методы бесконфликтной реконструкции территорий ([Стадников, 2010], [Ложкин, 2009]); вопросы публичных слушаний, отношений правообладателей и публичных субъектов в градорегулировании ([Трутнев, Сафронова, 2009] и др.); анализ зарубежного и отечественного опыта — разработки мастерпланов ([Муратов, 2014], [Ложкин, 2012]), методов архитектурного программирования ([Кияненко, 2016]), стратегического видения и индикативного планирования ([Моисеев, 2012]). Количество публикаций и практических интервенций, образовательных циклов и программ увеличивается с каждым годом, однако комплексный процесс социально-пространственного проектирования от диагностики проблемы до принятия проектных решений, предшествующий процедуре публичной презентации архитектурных и градостроительных концепций, учитывающий междисциплинарный подход в городских проектах, конфликты стейкхолдеров (реальные и потенциальные), их социально-пространственную основу, синергетический и антагонистический вариант исхода, на апробированном материале активистских и профессиональных проектов не представлен до сих пор. Все еще не изучен процесс организации проекта в условиях конфликта (как с точки зрения потенциального медиатора, так и со стороны стейкхолдеров), необходимый состав команды и компетенции её сотрудников.
Цель данного исследования — обобщить метод градостроительного проектирования в условиях конфликта.
Основные задачи — рассмотреть связь между городом (городским пространством) и конфликтом, сформулировать понятие градостроительного конфликта и описать практику работы с ним в России в последние 20 лет, рассмотреть проектирование через призму теории конфликта, на основе анализа кейсов — представить динамическую структуру и содержание процесса градостроительного проектирования в условиях конфликта.
Демонтаж политической и экономической структуры советского государства привел к конфликту городских систем: обществу, воспитанному в культуре госплана, предстояло заимствовать или изучить инструменты управления пространством с позиций собственника, пользователя, не-советского человека — потребителя. Все города оказались в состоянии конфликта между сложившейся в другой культуре практикой планирования пространства, новой моделью общества и новой ролью пространства. Четверть века шли притирки советского градостроительного подхода и общества социальных изменений, в результате которых создавались множество практик “гашения” конфликтов, усреднения разнообразных общественных интересов до однородного, гомогенного анонимного пользователя, защиты интересов держателей проекта.
Методология работы самих проектировщиков меняется незначительно, лишь в последние годы появилась практика участия в низовых, активистских инициативах, интервенции в общественные пространства, опыт реального вовлечения жителей в процесс проектирования.
Автор намеренно расширяет понятие конфликта, включая и войны, и катастрофы, кризисы, столкновения и протесты на стройках, экологические и другие, предполагая, что проектирование во всех этих случаях, может иметь один подход.
Среди важных гипотез стоит отметить, что устранение симптомов конфликта без работы с его причинами и мотивами участников не изменяет качественно сложившуюся ситуацию. Отсутствие сознательно применяемого градостроительного инструментария по работе с конфликтом приводит к классической ситуации бесконфликтного общества — укоренению и фиксации противоречий в средовых решениях, проектах, а потом и в физическом пространстве города (величина затрат на решение конфликта в целом увеличивается). Когда Дж.Джекобс и другие выступали против хайвеев, они выступали и против разрыва связи общества и территории (вытеснения местных жителей), разделения сложившейся застройки пространственным барьером (подобно хордам в Москве), изменения идентичности района (её утраты). Градостроительные решения (в NIMBY) не только стали причиной конфликтов нашего времени (и могут масштабироваться до национального уровня, как ситуация вокруг парка Гёзе в Стамбуле), но и сами формируют, фиксируют скрытые конфликты, которые сработают в будущем.
Исследование основано на анализе литературы по теории конфликта, теории градостроительства, практических проектов (5 кейсов на материале Омска), в которых были апробированы отдельные инструменты и фрагментарно — подход к проектированию (в том числе вовлечение стейкхолдеров, анализ территорий, формирование решений). Проектный опыт в сочетании с теорией позволяют сформировать целостную модель первого этапа градостроительного процесса — от предпроектного исследования до эскизного проекта, представленного публично, как основы дальнейшей разработки градостроительной и проектной документации.
Статья включает шесть частей — в первой описывается конфликтность города и понятие градостроительного конфликта, во второй — изменение глобальных условий работы проектировщика — усложнение градостроительной ситуации, в третьей — представлены существующие практики по разрешению конфликтов в период с 1990 по 2015 год, в четвертой — модель градостроительного проектирования через призму конфликтологии, в пятой — описаны анализируемые кейсы, в шестой представлены структура и содержание процесса градостроительного проектирования в условиях конфликта.
§1 От города к градостроительному конфликту
Появление многих городов связано с конфликтами: военные порождают оборонительные системы (крепости, военные лагеря, специфическую градостроительную форму на оккупированных территориях), разрушенные города и временные поселения беженцев; голод и кризис приводят к появлению новых центров переработки продукции, портовых и транспортных узлов, катастрофы и стихийные бедствия ведут к появлению проектов и зон реконструкции (постконфликтные процессы в Японии, на Гаити, в Новом Орлеане см. также [Verb Crisis, 2008]), политическое противостояние — к трансформации городов и границ (реконструкция Берлина) и так далее. Приспосабливая физическое, природное пространство, человек создает новые средовые элементы, в том числе города, разрешая свой базовый конфликт — человека (социума) и пространства (сначала природного, а потом городского, сложившегося — в общем, физического).
Пространство несет следы социальной структуры, отмечают социологи и философы, оно взаимодействует с обществом, то есть они испытывают взаимное влияние, [Бурдье, 1993], [Гидденс, 1999], [Кастельс, 2000]. Это взаимодействие может быть конфликтным: город, не позволяющий человеку существовать в этой социально-пространственной системе, связан с человеком несбалансированной связью, и у системы как минимум два пути развития — уничтожение одного из субъектов конфликта (приспособление человека или города) или антагонистическое решение — создание сбалансированной отрицательной связи — разделение жителя и города барьером, при сохранении их в неизменном виде (миграция, закрытие города).
В традиционной структуре конфликта городское пространство может выступать в качестве среды (военный конфликт, который разворачивается на улицах и в жилых кварталах), одной из сторон (в социально-пространственном или взаимодействии с другим пространственным элементом), причиной конфликтов (от захвата города как инцидента для войны, до строительства объектов инфраструктуры как повода для протестов), быть одной из форм решения противоречий или закрепления их результатов (городские правила и регламенты, реализованная одобренная обществом застройка, сегрегация или фиксация барьеров). Стейкхолдеры конфликтуют посредством представлений о городском пространстве (создавая и воплощая концепции, проекты), которые являются отражением ценностей, интересов, потребностей. Поэтому именно содержание и качество градостроительных проектов (включая документы терр.планирования, градостроительную документацию, архитектурные проекты) становится важным для общества социальных изменений: начиная с того, чьи именно интересы в проектах действительно представлены, заканчивая тем, как с их помощью урегулированы существующие и потенциальные конфликты.
Под градостроительным конфликтом мы понимаем несбалансированное взаимодействие социального и пространственного, которое угрожает самой социально-пространственной системе, не позволяя ей исполнять свою основную функцию (в масштабах города — достигать стратегические цели развития).
Конфликтная ситуация имеет структурную модель, которая включает стороны конфликта и их связи, в том числе несбалансированные, определяющие конфликтность системы [Светлов, 2005].
В теории города есть также структурные подходы, которые учитывают территориальность сообществ, психологию пространственного поведения, позволяющие перейти от физического пространства к модели “конфигурации пространства” — узлов, связей и барьеров — К.Линч предлагает метод ментальных карт [Линч, 1986], которые можно трактовать как репрезентацию узлов активности и связей между ними, с которыми у социального субъекта достигнут баланс, и остального пространства, с которым установлены отрицательные (барьеры) или несбалансированные (конфликт) связи; Б.Хиллер формулирует конфигурационную модель пространства, рассматривая его как систему графов (узлы, связи, разрывы) [Hillier].
Архитекторы и планировщики воплощают решения конфликтов в камне — нужные транспортные связи становятся системой дорог, барьеры между конфликтующими соседями — границами, стенами зданий, заборами, крепостными укреплениями, разные социальные группы расселены в разных (пространственно и структурно) районах, опасные производства отделены санитарными и защитными зонами, а деревянные постройки — пожарными разрывами. Реконструкция городов открыла новый — временной барьер, возможность физического разрушения существующего пространства, отделения уходящего в прошлое “старого” от “нового” и перемещение побежденных (неугодных) социальных субъектов с территории инициатора проекта. С.Боери с группой сотрудников выявил целый набор различных планировочных типов “границ” — проницаемых и напротив — барьеров, подтверждая, что структурная модель социального взаимодействия (в том числе конфликт) может быть реализована и в пространстве.
Социально-пространственное взаимодействие становится базовым для градостроительства: в каждом проекте или решении, пространство трансформируется для нужд субъекта, или напротив, изобретаются культурные, социальные практики, позволяющие адаптировать социум к окружающей среде.
§2 Предпосылки для применения конфликтологического подхода к градостроительному проектированию в России
В начале 20 века формулируется теория конфликта, а к середине века исследователи различают две макросоциологические модели [Смелзер, 1994]:
— общества социальных изменений (для которого конфликт обладает конструктивными функциями и является одним из драйверов развития)
-бесконфликтного общества (в котором конфликт игнорируется, а потому укореняется). Одним из критериев различения является социальное разнообразие (наличие множества интересов, стейкхолдеров, социальных групп) — гетерогенная структура общества социальных изменений и гомогенная в бесконфликтной модели. Исследователи в качестве примера бесконфликтного общества приводят тоталитарные страны [Л.Козер, 2000], рассматривая структуру градостроительного процесса в СССР, указывают на единого интересанта – государство [Меерович, 2008]. В советской (и, судя по работам Дж.Джекобс — модернистской) системе планирования, градостроительная ситуация содержит лишь одного социального субъекта (группу совпадающих интересов), остальные учтены через нормы и правила. Пространство регионов, городов, районов перестраивается исходя из целей этого субъекта, конфликты с другими не рассматриваются или решаются непланировочными методами, бескомпромиссно (например — переселение и снос городов при строительстве гидроэлектростанций), исключение составляют территории исторически ценной застройки, которую отстаивают градозащитные движения, краеведы, историки (но и в этом случае происходит функциональное разделение — город-музей не совпадает территориально с живым индустриальным городом и принимает форму либо музея под открытым небом, либо туристическо-административного района, либо ждёт своего часа, разрушаясь [Фрейдин, 2012]).
Коллапс системы принятия решений и экономики в 1990х годах привёл к формальному появлению множества субъектов в градостроительной ситуации: сохраняется государство (национальные интересы, федеральные объекты и функции), жители и локальные территориальные сообщества, есть публичное городское самоуправление (как общегородской субъект), бизнес и девелоперы (с экономическими интересами), иные стейкхолдеры, интересы которых затрагиваются пространственными изменениями. Также набирают силу градозащитные движения — в сфере сохранения наследия, экологические, инициативы по защите прав маломобильных групп, представлены интересы пешеходов и велосипедистов, сторонников общественного транспорта, в том числе скоростного, локальные инициативы (“друзья” того или иного района, дворовые сообщества), сообщества по интересам (многодетные семьи, скейтеры, музыканты, например) — они могут быть постоянными или временными, на период конфликта. Базовая структура градостроительной ситуации усложняется новыми связями этих социальных субъектов между собой и пространством. Усложняется и пространственный уровень ситуации — появляется “слой” границ земельных участков, конкурирующие интересы (выраженные в требованиях к пространству, концепциях, проектных предложениях), приватные территории (юридически или в силу использования) — между пространственными элементами ситуации также возникают связи.
Было бы легко редуцировать социальных субъектов до их социально-биологической репрезентации в физическом пространстве (впрочем, в сводах правил, нормативах проектирования именно так и сделано), но сопровождающие или внутренние (внутри позиций из социального субъекта и связанного с ним пространственного объекта) конфликты могут масштабироваться и иметь последствия для ситуации в целом. С другой стороны есть стадия градостроительного конфликта, когда инструменты социального проектирования исчерпаны и необходимо разрешать противоречие в рамках архитектурных, градостроительных, управленческих и земельных решений — сформировать задание на проекты/системы, визуализировать в концепции и рассматривать конфигурацию пространства.
§3 Адаптация градостроительного инструментария: разрозненные практики, формирование профессионального пула
В этих условиях — изменения базовой макросоциологической модели — градостроители (планировщики, урбанисты, управленцы) и инициаторы проектов в России существуют уже четверть века, сталкиваясь с открытой стадией конфликта в виде протестов, судов, заморозки проектов. Градостроительный кодекс для части проектов предполагает систему градостроительной документации (правила землепользования, проекты планировки и др.), проведение публичных слушаний — формат прямого контакта разработчиков проекта и стейкхолдеров. Строительная экспертиза и нормативная база по-прежнему обеспечивают минимальные требования к пространственным решениям, соответствуя безопасности и потребностям анонимного пользователя (однако эти требования сформулированы в рамках бесконфликтной модели и в региональных системах продолжают воспроизводиться без связи с целями развития территорий, внося дополнительную конфликтную составляющую при проектировании отличных от микрорайонов планировочных структур жилой застройки, например). Существует инструментарий сервитутов, разрывов, связей и барьеров, изъятия земли, который позволяет закреплять результаты конфликтного взаимодействия в проектах и решениях. Но протесты не прекращаются.
В 1990е годы появилось несколько конфликтологических практик — группы социологов, конфликтологов сопровождали инфраструктурные проекты в Москве и градостроительные разработки института Ленгипрогор (теперь — ФГУП НИИПИ Урбанистики). Они ввели в обиход блоки диагностики конфликтов, форматы предпроектных гуманитарных исследований, переговорных процессов, информирования и консультирования жителей [Дридзе, Цой, Акимкин, 2001], [Постоленко, Чернова, 2007].
В 2000е годы девелоперские компании организуют PR-службы для продвижения своих проектов, целью которого является не поиск решения конфликта, а обеспечение бесконфликтного строительного процесса — посредством информационных кампаний, применения любых методов против оппонентов (в том числе силовых по отношению к градозащитникам), GR-службы и нерегламентированные градостроительные процедуры согласований обеспечивают скрытые переговоры в высоких кабинетах. Участники подобных проектов действуют в рамках модели бесконфликтного общества, защищая и представляя интересы инициатора проекта, присоединяясь к его коалиции (при этом, в случае корпоративных проектов — на приватной территории, без угрозы иным интересам, применение такой модели проектирования оправдано).
В 2010-х архитекторы и планировщики переходят к градозащитной практике, что привело к апробации различных образцов решения конфликтов — от киоска архитектора и лэнд-арх фестивалей (тестирующих решения в среде), популяризации наследия, попыток формирования градозащитного движения и образовательных циклов, до формирования альтернативных проектных предложений, проведения конкурсов, создания специализированных консалтинговых бюро и независимых экспертных групп. Можно утверждать, что этап становления конфликтологических практик, связан с возможностью и приобретением навыков пользования “правом на город” — попыткой включения и влияния жителей на градостроительные процессы. Насколько реально изменение градостроительных решений, или всё ограничено церемонией публичных слушаний, PR-технологиями, снижением протестных настроений с одной стороны, и остановкой проектов с другой (отмена строительства до лучших времен или лучших проектных предложений) — открытый вопрос для прикладных исследований.
Второй тренд 2010х — процесс разработки стратегий развития, подготовки градостроительной документации, в рамках которого проводятся социологические исследования, стратегические сессии, общественные консультации. Близкая по характеру к работе конфликтологов первой волны, методика стала применяться на инфраструктурных проектах в Москве, хотя по-прежнему есть признаки недоработки (что касается реакции жителей на проекты в целом). На внешние проявления конфликтов и снижение протестного настроения направлен информационный сервис городского портала и приложение Активный гражданин; подробные предпроектные исследования сделаны для проекта “Моя улица” (Центр городской антропологии КБ Стрелка), “Культура Москвы” (Институт социально-культурных программ). С городскими смыслами, кодами и конфликтами в режиме воркшопов и экспертизы работает сеть Центров прикладной урбанистики.
В последнее время также реализуются программы по изданию и просвещению в вопросах адвокативного планирования (Г.Санофф, Лаборатория адвокативного планирования, спецкурс ВШУ), современных методов градостроительного планирования (исследовательских — “Археология периферии”, управленческих — “Мастерплан”), общественных слушаний и градозащитных движений (циклы “Время решить” института Стрелка, отдельные сессии Московского урбанистического форума в 2012-2013 году, цикл “Хранители” и иные инициативы – см. [Фрейдин, 2013]).
Собственно градостроительные конфликты являются пространством самообразования и появления новых конфликтологических опытов: Охта-центр (конкурс, аналитическая работа), проект застройки стрелки и охрана наследия в Самаре (опыт исследований, альтернативных проектов, проработка стратегий для конкретных кварталов, Том Сойер Фест и другие), Триумфальная площадь в Москве (конкурс, альтернативное проектирование, новые подходы к общественным пространствам), благоустройство Любинского проспекта в Омске (участие внешних экспертов, корректировка проекта благоустройства, формулирование концептуальных требований к проекту).
В условиях слабого проявления позиций, слабой дифференциации субъектов (в рамках проектов) и пассивности жителей конструктивные функции конфликтов имеют большое значение: конфликты активируют социальную жизнь общества, высвечивают нерешенные проблемы, зондируют общественное мнение, могут способствовать созданию более благоприятных условий, способны выполнять функцию сплочения группы перед лицом внешних трудностей, способствуют поиску продуктивных решений проблем, оптимизируют межличностные отношения. [Анцупов, Баклановский, 2009]
Накапливаемый опыт нуждается с одной стороны в систематизации и обсуждении, с другой — в презентации в качестве целостного подхода к проектированию в условиях общества социальных изменений и управлению градостроительными конфликтами.
https://fima-fr.livejournal.com/252885.html – продолжение публикации