Jean Nouvel

Текст: Фрейдин Ефим, 2007, Красивая жизнь

В марте был объявлен конкурс на проект здания Парижской филармонии. Среди участников замечено еще одно* «дитя» 1968 года – архитектор Жан Нувель. Результаты станут известны к концу весны, но уже сейчас можно отметить, что в портфолио этого автора немало музыкальных и зрелищных объектов – Токийский и Лионский оперные театры, возводимый ныне зал симфонической музыки в Дании… Архитектуру он видит как музыку – каждый проект уникален, в зависимости от условий, в которых находится как само здание, так и его автор. Строения Нувеля – словно пьесы, которые он исполняет согласно возможностям концертного зала и веяниям времени.

В прошлом номере мы писали об Одиль Декк, получившей грант от французской власти в середине 1980-х годов. Первым протеже упомянутой программы больших проектов стал Жан Нувель, выигравший конкурс на здание института арабского мира (IMA). По словам архитектора, часто причисляемого к близким правящей верхушке авторам, это был единственный серьезный государственный конкурс, в котором он победил. А по числу проигранных он якобы является рекордсменом Франции. Тем не менее, признанный на международной арене, IMA стал одним из главных объектов Парижа 1980-х. Здесь есть и «фирменные» стеклянные плоскости, и графичные ширмы-экраны, подчеркивающие связь с национальной восточной культурой.

Собственное бюро Нувель открыл за десять лет до рождения проекта института арабского мира. Еще учась в Академии изящных искусств, он прошел школу «уличной борьбы» 1968 года, где проявилась его харизматичность и умение формулировать не-«графические» и не-«графоманские» концепции. Всегда одетый в черное, он окутан таинственностью. Ходят слухи, которые Нувель не опровергает, что вместо традиционного дипломного проекта он сдал текст.

Этот архитектор замечен в тесных связях с философами и кинематографистами. Он обсуждает концепции проектов с представителями высших слоев интеллигенции современного общества. Проект для Нувеля, похоже, «сиюминутная» вещь – как та самая река, в которую нельзя войти дважды. Кто-то ищет одно решение для конкретного места, а этот автор считает, что если ему закажут какой-то проект повторно, то результат будет совершенно иным. Это можно сравнить с исполнением музыкальных произведений. В данном случае архитектор ориентируется не только на требования местности и пожелания будущих потребителей, но исходит из культурного контекста, то бишь – философии, ощущения себя в истории и современной эстетики. Одно из программных заявлений Нувеля – с сообществом нужно обсуждать только «демократическую» часть проекта, то есть функцию, положение и экономику здания. Все что касается «культурного» содержания, остается заботой архитектора. И его практика подтверждает эти тезисы. Объекты, созданные в Ателье, действительно неповторимы: на страницах нашего журнала уже появлялись Torre Agbar (офис в Барселоне, Испания), Guthrie Theatre (театр в Миннеаполисе, США), демонстрирующие роскошь стекла (в испанском случае это аллюзия на мозаичные изыски Гауди) и металла (ассоциация с промышленным окружением в Америке). Ранние проекты Нувеля иллюстрируют идею растворения в контексте (культурологическом) и в воздухе (оптическом). IMA отражает небо и кажется «воздушным замком». При реконструкции оперы в Лионе он накрывает историческое здание цилиндрическим стеклянным куполом, заключенным в металлический каркас из поворачивающихся решеток жалюзи. Светящийся ночью, объем надстройки становится невесомым и днем, когда отражает небосвод с плывущими по нему облаками. Совершенно другие, кинематографические приемы Нувель использует для галереи Лафайет – торгового здания в Берлине. Ограниченный жестким регламентом, архитектор предлагает стеклянный параллелепипед, пронизанный конусами атриумов. Это решение превращает шоппинг-квартал в настоящий «город в городе» – сюжет внутри другой истории, наполненный собственными композиционными линиями и фрагментами. Здесь появилась, как и в Лионе, идея «подвески» одного объема внутри другого. В опере это были репетиционные под самой крышей, в берлинском же проекте – независимые от внешней формы здания конусы. Продолжает этот ряд третий проект – зал симфонической музыки, возводимый в рамках комплекса зданий Датского радио. Само здание – прозрачная оболочка с «висящим» внутри нее зрительным залом. Его форма явно продиктована законами и требованиями акустики. На стеклянные прямоугольные экраны, ограждающие здание, предлагается транслировать различные изображения – концерты, фильмы, графику. Средствами воображения, подкрепленного компьютерными технологиями, Нувель решает вечную проблему таких сооружений: сочетание функциональности и эстетики. Его прием заключается в возведении ширм – это наследие 1970-х годов, опыт Лас-Вегаса. Это же решение очевидно в здании фонда Картье (стекло и металл на солнечном свете) и в музее набережной Бранли (зелень маскирует современное происхождение стены). Эта тематика была представлена и в конкурсном проекте здания Газпрома в Санкт-Петербурге, где Нувель экранирует существующую застройку, вместе с тем растворяя предложенную прозрачную пластину в аллюзиях на тему русской культуры и непосредственно в голубом небе северной столицы.

В чем же заключается творческое кредо в этом случае? Как истинный персонаж эпохи 1968 года, Жан Нувель считает, что архитектура, повторяющая прошлое, не имеет будущего.

Наверное, чтобы написать новую страницу в ее истории, часто приходится выходить за рамки зодчества – ни в коем случае не поступаясь его законами, но привлекая зрелищность, иногда игру, иногда поэзию или кино, иногда музыку. И бывают моменты, когда единственно верным решением является концепция сама по себе, не зафиксированная на бумаге, которая лишь ставит преграды на пути идей. Пока это лишь разговор с друзьями или коллегами. Разговор внутри ателье. Когда на этой стадии мысль выточена – она переводится на язык чертежа. А позже воплощается в реальности. И Жан Нувель, отстаивающий право на мечту и ее реализацию, в этом неспешном процессе, похоже, преуспевает, оставаясь одним из трех полюсов французской архитектуры 1990-х.

* эта статья продолжает тематику 1968 года, начатую досье Одиль Декк в прошлом номере.