СТАРЫЙ И НОВЫЙ ГОРОД: КОНФЛИКТОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ — Ефим Фрейдин

Текст написан по следам выступления автора на конференции “Градостроительные проблемы сохранения наследия” в НИИТАГ РААСН в июне 2011 года. Фрагментарно он совпадает с ранее опубликованным эссе “Кто властен над нашим наследием”.

Ефим Фрейдин, Омск
Настоящая статья написана в двух контекстах: исследования по теме «градостроительной конфликтологии», которое ведется автором с 2006 года (период учебы в аспирантуре Новосибирской архитектурной академии под руководством В.С.Терехиной), и полугодового глубокого погружения в изучение сферы сохранения наследия в рамках образовательной программы института архитектуры, медиа и дизайна «Стрелка»[1] (под руководством Р.Колхааса). Исследование сферы сохранения архитектурного наследия дало материал для статьи, а аспирантская работа – метод его анализа, результаты которого и будут представлены в основном тексте.Погрузившись в историю деятельности по сохранению наследия в России и Советском союзе, я заинтересовался милитаристской риторикой современных носителей сложившейся идеологии. Даже на нашей конференции, сборник материалов по результатам которой вы читаете, звучали такие слова, как «выиграть слушания», «линия защиты». Активисты общественного движения Архнадзор называют акцию 2010 года по защите наследия «Кадашевской обороной» [2]. Однако, рассматривая ситуации храма Воскресения Христова в Кадашах, Дома Кольбе в Москве, Охта-центра в Санкт-Петербурге, которые условно считаются успехами градозащитного движения, можно констатировать, что ни условные противники, ни сторонники процесса развития в этих «битвах» своих целей не достигли: наследие разрушено, нового наследия не появилось.

Илл.1 От руин к медиации (Фрейдин Е.О./Институт Стрелка 2010-2011)
Поэтому, считаю актуальным рассмотреть взаимодействие процессов развития и сохранения: как в истории советского градостроительства разрешался этот конфликт, где и в каких формах? В заключении я опишу современные практики управления этим конфликтом и перспективную позицию посредника.

Важно отметить, что формы реализации взаимодействия могут быть различными. Публичные дискуссии и непосредственные встречи на строительных площадках – это лишь одна крайность в разрешении социального конфликта (который как элемент входит в рассматриваемый градостроительный конфликт старого и нового городов). Другой является разрешение пространственного конфликта на столе у архитектора, который «мирит», «сталкивает» старый и новый города в проекте регенерации квартала.
Под «старым» городом в данном тексте понимается совокупность объектов культурного наследия (памятники архитектуры, истории и культуры, а также потенциально ценные объекты), которые формируют историческую городскую среду, планировочную структуру, поселения.
«Новый» город – это объекты новой архитектуры, современная застройка, которая отражает идеологию и требования общества к пространственной среде.
Кратко описывая конфликтологический подход к градостроительству, следует обратить внимание на следующее: градостроительная ситуация рассматривается как процесс и результат социально-пространственного взаимодействия. Если оно осуществляется между противостоящими позициями, несовместимыми интересами, несбалансированно – то ситуация является градостроительным конфликтом. Градостроительное проектирование становится инструментом управления развитием такого конфликта. В нем выявляются «участники» конфликта, «причина», «среда» и другие характеристики. Градостроительная деятельность в целом становится процессом разрешения, урегулирования или сохранения социально-пространственных противоречий.

Илл.2 Система охраны наследия. (Фрейдин Е.О./Институт Стрелка, 2010-2011)

Изначально официальная система сохранения наследия в советской России была сформирована на дореволюционной базе: ее идеологи составляли самостоятельную школу реставрации и музейного дела, которая соответствовала европе йскому уровню. Система создавалась под угрозой физического реакционистского разрушения архитектурного наследия: в первые годы советской власти дворцы, усадьбы, монастыри, взятые позднее под защиту, начали терять свои функции и значение. С другой стороны была угроза расхищения художественных ценностей.
Принятый декрет о памятниках призывал к национализации наследия. Система учета и охраны включала государственный уровень (Музейный отдел Главнауки Наркомпроса, Центральные государственные реставрационные мастерские того же комиссариата), региональный уровень в виде губернских музеев и общественную поддержку в форме дореволюционных сообществ (например — “Старая Москва”), отделений Бюро краеведения.

Илл. 3. Отношение старого (желтый) и нового (синий) города в советском и российском градостроительстве

Градостроительный план «Новая Москва», разработанный в 1923 году под руководством архитекторов А.Щусева и И.Жолтовского с консультациями Н.Виноградова демонстрировал взаимодействие старых и новых частей города: планировочная структура следовала историческим улицам, основное развитие выносилось за пределы центральной части. В это время еще не были сформированы социальные группы и позиции, представляющие идеологию прогресса, за исключением футуристических художественных объединений, в архитектуре лишь начинал распространяться рациональный стиль. Центральные части городов переживали «мягкую» реконструкцию в современной эстетике без значительного изменения средовых (масштабных) характеристик (начало 1920-х годов).
В то же время носители идеологии сохранения имели полномочия по самостоятельной реставрации памятников за счет арендаторов, в процессе которой многим классицистическим возвращался древнерусский облик[3]. Реставраторы придерживались позиции устранения поздних исторических наслоений.
Таким образом, в 1920-е годы местом решения конфликта становились чертежный стол архитектора, реальное городское пространство (при работе на памятниках), общественное обсуждение в профессиональных кругах.
В начале 1930-х годов выстроенная система охраны памятников была фактически распущена, реставрационные мастерские были закрыты. Предложенные планы социалистической реконструкции городов демонстрировали совмещение фокусов сохранения и развития в исторических центрах городов. Памятники прошлого стали конкурировать с памятниками новой эпохи. Если в конце 1920-х соподчинение Мавзолея композиции Красной площади зависело от архитектора Щусева, а в переходном (от леонидовщины к сталинскому стилю) эскизе Наркомтяжпрома – выстраивание новой структуры на основе исторических башен и соборов осуществлялось по мысли И.Леонидова, то к 1930-му реальное разрешение конфликта зависело от воли, высказанной в кабинете власти. Ни газетная дискуссия, ни конкурс проектов не спасли Сухареву башню в Москве. Лишь личная защита, согласно одной из легенд цеха сохранителей, архитектором П.Д.Барановским собора Василия Блаженного позволила убедить правителей в его ценности. Список из 8000 памятников, успешно сформированный к концу 1920-х годов, потерял в 1930-м 75% пунктов списка[4], что отражало в первую очередь отношение государственной системы к историческому наследию.

Илл. 4 Количество памятников, учтенных федеральными законами (Фрейдин Е.О./Институт Стрелка, 2010-2011)

Социалистическая реконструкция городов влекла гибель исторического наследия, конфликт решался в первую очередь в кабинетах власти, а реализовывался на столах архитекторов, в городах.
Конфликт разворачивался между двумя вариантами будущего: классицистическим, предложенным властными структурами, и национальным, удерживаемым сохранителями. Разрешался он одинаково в пространстве — через уничтожение наследия и в социальной среде — через механизм репрессий. Послевоенный период показал, что конструктивисты, которые были лишены собственного варианта будущего в 1930-е, приходят к позиции сохранителей. Показательна судьба Георгия Крутикова, который в середине 1930-х сменил успешную архитектурную практику, начатую авангардистским дипломным проектом «Города будущего», постройками школ и других зданий, на хранительскую оппозицию авторам генерального плана 1935 года, а впоследствии – стал главным инспектором по охране памятников в Москве[5].
Во время Великой отечественной войны практически осуществилась угроза уничтожения наследия. Отчасти это привело к восстановлению общность интересов реставраторов и прогрессивно настроенных властей – как только враг отступал, разрабатывались проекты воссоздания городов. Но если присмотреться к ним, то можно обнаружить территориальное разделение исторической и современной частей – Великий Новгород, Псков, даже Суздаль – тому примеры. Историческая часть консервировалась или реставрировалась согласно позиции школы 1930-х годов (отчасти романтическая интерпретация прошлого, реставрация на оптимальную эпоху, консервация, макетирование). Новая часть фрагментарно следовала сложившейся исторической структуре города. Местом решения конфликта опять становится стол архитектора.

В 1950-х вторая волна урбанизации, индустриальные проекты конфликтовали с процессом сохранения. За первые выступали прогрессивно настроенные власти, позиция второго удерживалась группой интеллигенции, которая находила отклик у некоторой критической массы граждан. При, например, заполнении водохранилищ, наследие буквально стиралось с лица земли. Снос происходил кварталами и микрорайонами, которые замещаются модернистской однородной средой. Таковая не может помириться с историческим – отживающим свой век – городом. Формировалось общественное движение, признаками которого стали публикации статей Д.С.Лихачева и Н.Н.Воронина в прессе, добровольческий клуб «Родина» при П.Д.Барановском. Движение легализовалось в форме Всероссийского общества по охране памятников истории и культуры, которое становится официальным участником посреднической деятельности между сохранением и развитием (см. илл.1). Об этой роли писал Н.Н.Воронин, она закрепилась законодательно: ВООПИК имел право согласования генеральных планов городов. Его добровольческая основа и собственный фонд, составляемый из взносов 15 миллионов членов (1980 год, сравнимо с 75 % численности коммунистической партии того времени), позволял осуществлять своими силами подготовительные работы для реставрации памятников. Некоторые группы членов ВООПИК действовали сравнительно радикально и конфликт отчасти переносился из формата общественного обсуждения, из сферы прессы и печати на строительные площадки: известны случаи остановки строительной техники (в конце 1980-х годов). Тем не менее, мест решения конфликта было три: строительная площадка, кабинеты и чертеж генерального плана. Результатом разрешения становились «зоны сноса», территориальное разделение старых и новых центров городов, точечное освоение исторических частей отдельными зданиями. С другой стороны в проектах появлялись «зоны исторической застройки», «слободы», были реализованы музеи под открытым небом, в которые свозили памятники архитектуры из зон затопления.
Появление понятия и типа проекта «комплексной реконструкции» или «регенерации» исторических центров, которая мирила застройку прошлого и интересы нового общества, относится ко второй половине 1970-х годов. Наиболее известными проектами являются предложение для Арбата и Рождественки в Москве. Известен анализ исторической части г.Ленинграда того времени. В 1974 году в списке памятников федерального значения отчетливо было представлено наследие первой волны советской урбанизации, которое в тот момент еще эксплуатировалось. Проекты регенерации фактически реагировали на необходимость сохранения живого памятника – не потерявшего своей функции, используемого по назначению в той или иной степени. Однако при их частичной реализации (здесь уместна ссылка на воспоминания Евгения Пхора о проекте застройки по ул.Рождественка в Москве, выполненного при участии А.Асадова[6]) происходит фактически умерщвление городской ткани: жильцы выселяются, функции меняются и замещаются другими в ущерб развитию среды. Следующим этапом стало макетирование городской среды в историческом масштабе, частично реализованное в кварталах района Остоженка.

После коллапса СССР и плановой экономики, которая перестала связывать фрагментированную в рыночных условиях систему сохранения наследия (см. илл.1), государственная структура продолжала работать инерционно: памятники культуры выявлялись, создавались программы восстановления исторической среды, устанавливались исторические зоны. В этом контексте можно упомянуть работы, проведенные в Томске, Тюмени, Омске, Иркутске по формированию исторических зон деревянной застройки, исторических центров. Однако инициированные региональными правительствами мероприятия не находили поддержки со стороны других участников процесса: коммерческих арендаторов, частных реставрационных фирм, застройщиков, не имевших прямой связи с бюджетным финансированием, и жителей, отказывающихся содержать музеефицированные памятники. В результате, сохранять удавалось отдельные постройки, а не средовые фрагменты города, и в принципе эта практика вела к потере исторического слоя.

Точкой совпадения интересов на антисоветской и в то же время националистической волне стали проекты воссоздания ранее утраченных памятников времени, в основном культового назначения. Практика, начатая с восстановления Казанского собора на Красной площади, причем в том измененном облике, который был утрачен при сносе 1930-х годов, последовавшем за раскрытием древнерусского фасада под классицистическими наслоениями, продолжилась Храмом Христа Спасителя, множеством крупных и малых объектов по всей России.
Итак, носителем идеологии нового становится частный интерес, продиктованный рынком, но прямого идеологического противостояния, какое существовало в 1930-е, уже нет, отсутствует и стремление к прогрессу в противовес отживающим свой век памятникам 1960-х, когда возобновилась эстетика модернизма. В то же время, внимание и сохранителей и девелоперов сходится в исторических центрах. Противоречие решается самыми различными способами: стычками на строительных площадках, которые одинаково приводят к потере наследия (ни государственная система охраны, ни сами градозащитники не имеют возможности его консервировать, реставрировать) и к остановке проектов (бизнес-план требует изменений, отказ от проекта иногда предпочтительнее, учитывая кризисные ситуации в экономике). За год после «Кадашевской обороны» на площадке ничего не происходит. В дни после конференции прошла разве что «Ночь длинных ковшей» — череда сносов по проблемным в экономическом плане объектам. Конфликт присутствует в средствах массовой информации: полемика о наследии часто появляется на новостных лентах (например о проекте «Геликон-оперы» в Москве), он присутствует в пространстве города: социальный протест, работы на памятниках тому свидетельства. Есть скрытые процессы – переговоры градозащитников и девелоперов, судебные заседания, оформление заявок и проведение экспертиз для Москомнаследия.
Стол архитектора становится площадкой для конфликта в редких случаях, что вероятно связано с модернистской культурной установкой, непрозрачностью информации об объектах наследия и профессиональной подготовкой.
В последние годы можно видеть удачные примеры осуществления реставрации сложных объектов, в том числе посредством реконструкции: крупнейший в стране Новосибирский театр Оперы и Балета, Здание Генерального Штаба* в Петербурге, Музей Связи в Санкт-Петербурге. Завершается реставрация и реконструкция Большого театра* в Москве. Все перечисленные проекты финансируются из бюджетов разных уровней и функционируют при поддержке бюджета или благотворительных организаций.
Два актуальных проекта — фактически пилотные региональные программы — “Квартал 130*” в Иркутске (авторы — М.Меерович, Е.Григорьева) и “Парк Горького*” в Москве (консультант — Институт медиа, архитектуры и дизайна “Стрелка”). В обоих случаях пространство сохраняемого объекта подлежит развитию, будучи, при том, живым, используемым. Другой их общей чертой является перенос процесса решения конфликта во внепроектное пространство: вне разработки градостроительной документации.
В Иркутске осуществляется регенерация квартала деревянной застройки середины XIX века, который расположен перед модернистским зданием театра и в течение нескольких десятилетий обозначался (вероятно — без документации) под снос для устройства площади «нового культурного центра». Новый проект совмещает рациональную эстетику и сложившуюся среду, дополняя ее требуемыми паркингами и «усиленными цоколями», которые позволяют набрать необходимые девелоперам «квадратные метры». Уже внутри проектной группы представлены позиции сохранения и развития. С другой стороны, в организационной структуре проекта реализованы функции проектировщика (привлечены специальные реставрационные фирмы), управляющей компании (координирует процесс) и фонда финансирования. Под некоторым давлением региональной власти, что характерно для пилотных проектов, был собран набор инвесторов, в интересах которых отчасти осуществляется регенерация. Таким образом, основным инструментом решения конфликта в данной ситуации стали организационные решения, касающиеся управления развитием территории.
Проект по развитию «Парка культуры и отдыха им.Горького» инициирован его руководством – региональной властью. Территория парка — несколько сотен гектар, его планировочная структура формировалась на протяжении 250 лет: от дач и усадеб до парадных и зеленых территорий сталинского периода. Проектный процесс распределен: оперативные действия предполагают приведение сооружений и инфраструктуры парка в пригодный для эксплуатации в этом качестве вид, концепция и программа парка будут определены в результате консультаций с экспертами и конкурсов. Для формирования позиций по отношению к проекту у различных участников (индивидуальных, групп) проводится серия дискуссий, публичных обсуждений, презентаций. На одной из них, прошедшей 18 мая в институте «Стрелка» собрались за одним столом житель дома по Фрунзенской набережной, архитектор-ландшафтник, представитель Москомнаследия, современный архитектор, директор парка и представитель градозащитного движения. Темой дискуссии выбрали тезис «Развитие через сохранение»[7]. В течение нескольких часов живо обсуждали различные позиции по отношению к наследию, быстро преодолели стереотипный законодательный барьер — что ничего нельзя изменять, а всерьез задумывались об атмосфере места, его пользователях — социальной программе, режиссуре пространства. По наблюдению Фреда Мэнсона (эксперт по развитию территорий из Лондона) — в зале сидели дети разных возрастов.

Это означает, что дискуссия, по сути, перешла с профессиональных и идеологических позиций, в которых традиционно видно противоречие, на уровень рассмотрения ситуации, где принципиальный конфликт процессов сохранения и развития может быть разрешен, и они последовательно дополняют один другой без (подчеркиваю) принципиального изменения содержания каждого из них. Цех сохранителей действует согласно собственным, пусть неоднозначным, принципам и методам. Методы девелопперов с поправкой на предмет развития — общественный парк — также неизменны в этом процессе. Посредничество между двумя группами в перспективе вероятно позволит достичь экспериментального результата. Даже если эксперимент не удастся, будет материал для последующего анализа.
Таким образом, решение конфликта определенно лежит за пределами архитектурного или градостроительного проекта, но все еще в поле градостроительной деятельности. Для управления развитием такого взаимодействия существует позиция посредника или медиатора процесса, который ведет взаимодействие в социальной, пространственной и комплексной – социально-пространственной плоскостях.

[1] Институт «Стрелка» не является элементом системы образования

[2] Самовер Н. Кадашевская годовщина [Электронный ресурс]. URL:http://archnadzor.livejournal.com/99746.html (Дата обращения: 09.06.2011)

[3] Смирнов С.А. Казанский собор на Красной площади, 1992.- URL: http://www.kazanski-sobor.ru/_index.php?page=2&ist=0 (Дата обращения: 09.06.2011)

[4] Платонов О.А. Путешествие в Китеж-град // Памятники Отечества: Альманах ВООПИК. 1991. № 2. с.138-153

[5] Хан-Магомедов С.О. Георгий Крутиков. — М.: Фонд «Русский авангард», 2008. — 180 с.

[6] Пхор Е. К 60-летию Александра Асадова [Электронный ресурс]. URL:http://archnest.com/mainpage/blog/3276/ (дата обращения: 09.06.2011)

[7] Круглый стол: Каким был и каким должен стать парк Горького? [Электронный ресурс]. URL: http://www.the-village.ru/flows/people-talking/posts/107845-kruglyy-stoly-na-strelke (дата обращения: 09.06.2011)

* оценка качества упомянутых проектов и их реализации не является предметом данной статьи